Автор: Анна Мышкина
Сайт: People's
History
Мир был уверен: она - принцесса, на неделю сбежавшая к нам из дворца.
Потому что девушка такой неземной красоты и чистоты, с такими
пленительными глазами, столь обворожительная и безмятежная, не может жить
в соседнем дворе. И хотя "Римские каникулы" были не первым фильмом Одри
Хепберн, все безоговорочно поверили в то, что она - самая настоящая
принцесса. И не нужно было никаких горошин, чтобы в этом убедиться.
А она знала, что есть можно даже луковицы тюльпанов (когда больше
ничего нет), что крысы вблизи не такие страшные, как кажутся, что мужчины,
случается, бросают жен и детей, что людей убивают легко и просто. Все это
она знала не понаслышке, не из страшных сказок и кошмарных снов. Это был
ее опыт, ее детство, которое почему-то принято считать самым прекрасным
временем жизни. Но так бывает далеко не у всех.
Эдда Кэтлин ван Хеемстра Хепберн-Растон родилась 4 мая 1929 года в
Брюсселе в семье скорее обеспеченной, нежели бедствующей, скорее
благородной, чем простой. Ее мать - Элла ван Хеемстра - была баронессой и
всегда об этом помнила, а ее отец Джозеф Виктор Растон - банковским
служащим туманного англо-ирландского происхождения. С одной стороны, он
любил свою жену и всячески ее баловал. С другой - предпочитал это делать
на ее же средства. В свое время Джозеф настоял, чтобы они жили в Брюсселе,
что казалось баронессе ужасным: Бельгия - это душно и пыльно, там только
чопорность и скука, а настоящая жизнь проходит где-то в Париже, Вене или
Риме... В общем, мимо нее. Элла всю жизнь мечтала стать актрисой, но
вместо подмостков ей досталась обочина Европы, и смириться с этим она не
могла.
Родители все время ссорились. Братья Одри - двое сыновей баронессы от
первого брака - все время дрались. Сама же Одри все время хотела есть. И
не потому, что ее не кормили (никто в семье даже не слышал, что такое
голод), а потому, что - не любили. Позже, вспоминая свое детство, она
напишет в мемуарах: "...На меня у отца и мамы времени почти не оставалось.
Я запомнила, что никому не была нужна, и всю жизнь сомневалась, что может
быть по-другому. Шоколад был моей единственной любовью, и он меня ни разу
не предал". В раннем детстве Одри была толстенькой, с ямочками на щечках и
даже на коленках. Знаменитый бельгийский шоколад она поглощала плитками.
Баронессе же не хотелось, чтобы дочка росла такой пышкой
(неаристократично!), и она строго-настрого наказывала кухарке прятать
плитки подальше в комод. Когда Одри не могла найти шоколад, она вынуждена
была довольствоваться собственными ногтями, что, естественно, тоже сердило
маму.
Дело, конечно, было не в шоколаде. Просто баронессе казалось, что муж
уделяет ей и детям куда меньше времени, чем работе и подружкам. Элла
винила в этом свой лишний вес и с удвоенным рвением отбирала у дочки
сладкое, чтобы той не пришлось впоследствии переживать измены мужа. Одри в
свою очередь думала, что это из-за ее обжорства мама так часто ругается с
папой, и переставала есть совсем. Но и это не помогало.
По вечерам Одри читала Библию и молила Бога, чтобы родители перестали
ссориться. Она давала ему страшные клятвы - стать очень-очень хорошей,
всегда класть свои игрушки на место, мыть руки перед едой и ни за что и
никогда не весить больше 46 килограммов, потому что мама говорила, что
именно столько должна весить настоящая леди. С игрушками и мытьем рук
получалось не всегда, но последнее свое обещание Одри сдержала. И всю
жизнь весила 44-45 килограммов.
Однако родители все равно развелись. А потом началась война.
К этому времени отец Одри переехал в Лондон и стал явно симпатизировать
нацистам. А мать, забрав троих детей, уехала из ненавистного Брюсселя в
Анрем, родовое поместье ван Хеемстров. Несмотря на то что Анрем находился
всего в 25 километрах от немецкой границы, баронесса все же надеялась
пересидеть там войну в тишине и уюте. К тому же сама королева Нидерландов
Вильгельмина конфиденциально сообщила ей через одну из общих подруг: за
Голландию можно не беспокоиться.
Ее Величество сильно заблуждалась. Весной 1940 года Гитлер напал на
Нидерланды, и в мае тихий и мирный Анрем был объявлен частью Третьего
рейха. Особняк ван Хеемстров стал штабом немецких войск. Баронессе и ее
детям, правда, разрешили остаться в поместье, но все их имущество
конфисковали. За пять последующих лет будущей звезде мирового
кинематографа Одри Хепберн, которой тогда едва исполнилось одиннадцать,
суждено будет познать, что такое жить в оккупации, как спасаться в погребе
от бомбежек и каковы на вкус луковицы знаменитых голландских
тюльпанов.
Она оставалась ребенком и больше всего переживала из-за того, что рядом
нет отца и что-то не так с мамой. Порой баронесса была деятельна и
оживленна, обсуждая с друзьями планы сопротивления фашистам и саботажа, а
иногда - особенно после того как немцы расстреляли ее старшего брата
Виллема - плакала часами. Плачущая мама пугала Одри сильнее, чем мама
властная и сердитая. И она интуитивно поняла: для того чтобы мама снова
стала сильной, ей, Одри, нужно стать еще более слабой. Нужно напомнить
маме, что у нее есть дочь и о ней нужно заботиться... Прием удался, и
потом Одри будет пользоваться им неоднократно, давая понять своим мужьям и
друзьям, что без них она не сможет, не проживет, не выстоит. Вслед за
мужьями и друзьями в это уверует весь мир. А она делала так потому, что
боялась чужой слабости, зная, что на слабость не у каждого хватит сил.
У нее же сил было с избытком. Когда в доме не стало еды, их хватило,
чтобы убедить себя в том, что она ненавидит пищу. Одри приучила себя
довольствоваться одной картофелиной и несколькими листиками цикория. Съев
свой нехитрый завтрак, девочка шла на городскую площадь и целый день
скакала там через веревочку. В ее ботинках были спрятаны записки для
бойцов Сопротивления, и, улучив момент, Одри передавала их по назначению.
Это была ее первая роль - роль беззаботной попрыгуньи. Фашисты стали
первыми зрителями. И, судя по тому, что девочка осталась жива, играла она
хорошо. Отправляясь в лес "погулять", маленькая Одри носила в корзинке еду
пилотам, которых сбили фашисты. А сама ничего не ела. Не хотела - и
все!
Однажды нацисты схватили ее на улице: в тот день всех женщин Анрема
отправляли на работы в Германию. Одри чудом убежала, спряталась в
заброшенном подвале, кишевшем крысами. Она приказала себе их не бояться. В
каком-то полузабытьи она вспоминала походы с матерью в театр, уроки музыки
и танцев и английский язык, который начала учить в Лондоне, живя у отца.
Представляла, как звучит скрипка, а как - виолончель. Спрягала английские
глаголы. И целый месяц ела шесть яблок и полбуханки хлеба - все, что было
у нее в сумке.
Девочка выползла из подвала, когда услышала канонаду и подумала, что
пришли американцы (это был уже 1945-й год). Баронесса, увидев дочь у ворот
дома ("Конечно, я была похожа на призрак. Желтый призрак".), лишилась дара
речи.
Потом Одри заболела - желтухой, затем астмой. Обмен веществ не
нормализовался у нее до конца жизни.
Через 10 лет критики примутся слагать восторженные оды ее таланту
вообще, грации в частности и удивительным, "всегда как будто чем-то
испуганным" глазам - в особенности. Все это вполне соответствовало истине.
И лишь ее глаза были испуганными совсем не "как будто".
...Пока шла война, казалось: просто выжить - это уже счастье. Но после
ее окончания людям снова понадобились деньги, машины, платья,
драгоценности и кино.
Баронесса ван Хеемстра вспомнила, что абсолютно разорена, поняла, что
помощи ждать неоткуда, и перебралась из маленького Анрема в большой
Амстердам. Она работала экономкой, кухаркой и горничной в семье каких-то
зажиточных плебеев и подолгу плакала, вспоминая о подсвечниках и сервизах
из своей прошлой аристократической жизни.
А 17-летняя Одри решила стать балериной. Правда, танцевала она из рук
вон плохо, но именно балет казался девушке тем прекрасным, что может
спасти ее мать от слез и отчаяния. В школе Сони Гаскелл, исполняя
очередное неуклюжее па-де-де, Одри попалась на глаза режиссеру Чарльзу ван
дер Линдену, который как раз искал актриску на эпизодическую роль
стюардессы в своем фильме "Голландский язык за семь уроков". То
обстоятельство, что стюардесса по сценарию была упитанной и невоспитанной,
а Одри - застенчива и почти прозрачна, не смутило режиссера ни капли.
Ведь, как оказалось впоследствии, пройти равнодушно мимо очарования Одри
не мог ни один режиссер: Чарльз ван дер Линден просто стал первым в этом
бесконечном списке. Остальным же пришлось подождать еще пять лет, пока она
вволю намыкается, намучается, возьмет еще сто пятьдесят уроков танцев в
Лондоне у легендарной мадам Рамбер, расстанется с идеей стать второй Анной
Павловой, натанцуется в каких-то ширпотребных кордебалетах и невнятных
мюзиклах, поработает фотомоделью у третьесортных фотографов... Последние
будут поражаться: как эта субтильная барышня в строгих английских костюмах
и неизменных белых перчаточках бесстрашно соглашается позировать над
обрывом или на крышах домов? А она лишь удивлялась: разве, пережив
оккупацию в Анреме, можно всерьез бояться высоты?..
Будущая звезда не искала славы. Она искала средства для относительно
безбедного существования, вот и все. "Потом, - думала Одри, - я выйду
замуж и рожу ребенка. Нет, лучше двоих. Или даже троих. Мама забудет о
нашем разоренном особняке в Анреме. Муж будет любить нас всех, мы будем
жить долго и счастливо. Это будет... когда-нибудь. А пока нужно еще
поработать". Так она мечтала и не слишком привередничала, когда
подворачивалась какая-нибудь проходная ролька в очередном дурацком фильме.
А если не подворачивалась - рекламировала средства от перхоти, от веснушек
или от тараканов. И пока режиссер "Римских каникул" Уильям Уайлер
размышлял, стоит ли брать на роль принцессы никому не ведомую (хоть и
невероятно обворожительную) девочку из рекламы, знаменитая автор женских
романов Колетт увидела Одри на съемках какого-то фильма в Монако и тут же
дала телеграмму в Нью-Йорк: "Я нашла мою Жижи! Это сущее
очарование!!!"
"Жижи" стал самым хитовым бродвейским мюзиклом сезона. Это произошло
так стремительно, что Одри даже не успела толком никому объяснить, что
она, в сущности, никакая не актриса... Правда, что-то такое она пыталась
пролепетать. Но баронесса ван Хеемстра безошибочно почувствовала -
начинается новая эпоха, а ее гадкий утенок с тощей шеей вот-вот
превратится в прекрасного лебедя. И приказала дочери не раздумывать, а
поскорее собираться в Нью-Йорк.
Так получилось, что слава пришла к Одри раньше, чем настоящая любовь, а
деньги давались ей легче, чем дети.
Одри уже вручили "Оскар" за роль принцессы Анны, ее уже боготворил весь
мир, когда она наконец влюбилась сама - да так, что забыла обо всем,
включая маму. Хотя выбор Одри был, бесспорно, ужасен. Во-первых, он был
актером, что само по себе не внушало баронессе ни капли оптимизма.
Во-вторых, алкоголиком. В-третьих, имел репутацию отъявленного донжуана.
Наконец, он был женат!
А Одри и слушать ничего не хотела.
Они познакомились на съемках фильма "Сабрина". Ее партнерами по фильму
стали Хэмфри Богарт и Уильям Холден. Первого, известного на весь Голливуд
забияку и грозу юных дев, Одри просто не заметила, потому что уже
влюбилась во второго. И он, конечно, ничего не имел против. А Богарт
злился, скандалил и буянил - мало того, что роль дали не его очередной
жене-актрисе, а какой-то тощей пигалице, так она еще и предпочла ему
другого! Все это изрядно осложняло съемки, но какое дело Одри Хепберн и
Биллу Холдену было до фильма?! Их так влекло друг к другу, что ассистенты,
заходя по какому-нибудь делу в ее вагончик и заставая там Холдена,
испытывали неловкость - хотя между ними ничего такого не происходило, они
лишь сидели и смотрели друг на друга.
Одри смирилась с тем, что ее избранник часто впадает в депрессию и
выходит из нее посредством истерик и виски. Она смирилась и с тем, что в
его прошлой жизни было много всего, а в настоящей существуют жена и двое
детей, и что уик-энды приходится проводить одной в своей скромной
квартирке на Уилшер-бульваре. Единственное, с чем она не смогла смириться,
так это с его признанием: из-за перенесенной операции Уильям больше не
сможет иметь детей.
В ту ночь она рыдала так, как еще никогда до этого и уже никогда после.
Утром сказала ему, что все кончено. И ушла. А через год вышла замуж за
другого актера - Мела Феррера, все еще продолжая любить Билла, все еще
рыдая по ночам от безысходности своей любви, все еще страдая, что Холден
залечивает свою рану классическим способом - еженощной сменой
партнерш.
У Мела были спортивная фигура, хорошо подвешенный язык, неоконченное
принстонское образование, лысина, огромный список ролей, уходящая слава,
кое-какой опыт в режиссуре и, самое главное, - никаких проблем со
здоровьем. Они вместе репетировали "Ундину" и после шумного успеха пьесы
тихо поженились.
Произошло это в Швейцарии, куда Одри, абсолютно выжатая новой ролью и
непомерным бременем славы, поехала отдохнуть по рекомендации врачей. К
тому же у нее обострилась астма. Как когда-то в детстве, Одри снова было
трудно заставить себя есть, и она почти не могла разговаривать. Целебный
горный воздух, отсутствие нью-йоркской сутолоки и чудесный вид на озеро
Люцерн быстро вернули ее к жизни. Через месяц она отправила Ферреру в
подарок платиновые часы с выгравированной на них надписью: "Я без ума от
этого человека". Он примчался и сделал ей предложение. Одри была чудо как
хороша в белом подвенечном платье от Пьера Бальмена и сама украшала
часовенку, в которой они венчались, белыми гвоздиками и своими любимыми
ландышами... Баронесса ван Хеемстра не успела помешать свадьбе, хотя и
чувствовала, что ничего хорошего из этого брака не выйдет.
Она оказалась права. Первая беременность Одри Хепберн закончилась
рождением мертвого ребенка. Первая ее совместная работа с мужем в картине
"Война и мир" - полным провалом. Первый год их супружества тоже был далек
от совершенства - как, впрочем, и все последующие. Одри больше всего
волновало отсутствие детей, а Мела - собственная актерская карьера,
летящая ко всем чертям. Одри, конечно, старалась помочь как могла. Она
соглашалась сниматься в новой картине только при условии, что там найдется
роль для Мела. (Из-за чего иногда играла в плохих фильмах и отказывалась
от хороших.) Не в силах соревноваться с женой по части таланта, Мел
пытался ею руководить. Он даже писал за нее интервью, и, произнося
заготовленные aphorism.ru/"
title="фразы, изречения, афоризмы">фразы
, Одри казалась журналистам
надменной и глупой. "Ну и пусть, - думала она, - зато он будет со мной, и
я рожу от него ребенка".
Через несколько лет она действительно снова забеременела. И опять не
смогла сохранить ребенка, потому что на съемках "Непрощенной" упала с
лошади и почти месяц неподвижно пролежала в постели. А потом вернулась к
работе в ортопедическом корсете и снова села на лошадь.
...Опять бегство в Швейцарию, опять невозможность есть, опять две пачки
сигарет в день. Она отказалась от Клеопатры (и эту роль сыграла Элизабет
Тейлор - за гонорар в миллион долларов), от роли Марии в "Вестсайдской
истории" (Марией стала Натали Вуд)... Снова, как в детстве, Одри заключала
пакты с Господом Богом: "Я буду послушной девочкой, буду хорошо себя вести
и не стану сниматься в кино, только сделай так, чтобы у нас
был ребенок". Господь вроде бы сжалился: в I960 году тридцатилетняя Одри
наконец родила мальчика и назвала его Шон (что означает "дар божий").
Малыш весил больше четырех с половиной килограммов, его мама - около
пятидесяти, но она уверяла всех, что это было совсем не больно".
Казалось бы, отныне все проблемы в жизни Одри Хепберн навсегда
останутся позади. Однако этого не произошло.
Теперь у нее был ребенок, но не осталось любви. Может быть, потому, что
она все-таки нарушила свои обещания Богу, с блеском сыграв в "Завтраке у
Тиффани", "Моей прекрасной леди" и "Как украсть миллион". А скорее всего
потому, что Мел по-прежнему не мог смириться с ее удачами: Одри уже
ставили в один ряд с Ширли Маклейн и Элизабет Тейлор. В отличие от них
Одри не находила удовольствия в беспрерывной смене мужей и делала все
возможное, чтобы сохранить Мела... "Мое детство закончилось в тот день,
когда отец ушел из дома, - много лет спустя напишет она, - мама не
разрешала мне плакать и скучать по нему. И я так боялась за Шона, что
поклялась не расставаться с Мелом". Для того чтобы это все-таки произошло,
потребовались еще пять лет и три выкидыша.
Второй муж Одри являлся полной противоположностью героев всех ее
прежних романов. Андреа Дотти был моложе Одри на десять лет и имел
репутацию неплохого психоаналитика, специалиста по женским неврозам. Он
был аристократом, итальянцем, балагуром и весельчаком. К то муже давно и
безнадежно в нее влюбленным - еще со времен "Римских каникул". Когда в
Риме снимался этот фильм, Андреа случайно оказался в толпе зевак, и Одри
показалась ему чудом. Чем-то вроде ангела или феи из сказки. Как всякому
итальянскому мальчишке, Андреа не составило труда протиснуться сквозь
толпу, поднырнуть под ограждение, и - мама миа! - фея оказалась живой! Он
даже смог дотронуться до нее и последующие три года думал о ней каждую
ночь. В каком-то смысле Одри Хепберн стала его первой женщиной...
Ей было 39, ему - 30, но она запретила себе об этом думать. Не читала
газет, которые, казалось, писали только об их романе. Не советовалась с
подругами (впрочем, у нее и не было задушевных подруг). Не думала, что
скажет по этому поводу мама. На этот раз на свадьбу Одри надела розовый
костюм от Живанши - и опять поверила в счастье. Тем более что Шон,
кажется, всей душой полюбил своего нового папу.
Они жили в Риме, из окон был виден Тибр, свекровь дарила молодым всякие
прелестные антикварные штучки, и Одри впервые в жизни обрела возможность
бездумно бродить по магазинам, часами подыскивать Андреа запонки и
выбирать очередной галстук. Иногда они все вместе, втроем с Шоном, ходили
в кино. Оказалось, что
смотреть фильм гораздо легче и полезнее для здоровья, чем в нем сниматься.
И однажды, сидя в темном зале, Одри пообещала себе, что больше никогда и
ни за что не будет этого делать.
Так она во второй раз отреклась от кинематографа. И по странному
совпадению Бог снова дал ей ребенка. Мальчика назвали Лукой. Она еще раз
стала матерью - и опять почувствовала, что теряет мужа. Правда, теперь
причина была не в ее славе. Газетчики с романа Андреа и Одри переключились
на романы Андреа и Франчески, Андреа и Паолы, Андреа и... Статьи
сопровождались фотографиями: вот молодой муж и отец обнимает пышную
брюнетку, вот целуется с хрупкой блондинкой. "Он итальянец", - уговаривала
себя Одри, кусая губы. "Он еще слишком молод", - напоминала она себе,
глотая слезы. "Он все равно любит меня", - думала она, когда супруг
появлялся с цветами в руках и безо всякой вины во взгляде, шутил, строил
забавные рожицы, рассказывал смешные случаи из жизни своих пациенток.
Однако после того как в прессу попали недвусмысленные снимки, на
которых Дотти был запечатлен с известной в Риме потаскушкой, Одри поняла,
что ее собственные римские каникулы подошли к концу. И ни один человек в
мире не может их продлить. Она попробовала принять это спокойно, старалась
убедить себя, что счастья на всю жизнь не бывает. И сама себе не
поверила.
"Бывает, - сказала себе Одри. - Просто, видимо, я не там его ищу". И
отправилась на поиски снова.
Она снялась во многих фильмах, снова вышла замуж, и в этот -
единственный! - раз ее мама, старенькая баронесса ван Хеемстра, осталась
довольна выбором дочери. Потому что муж Одри - Роберт Уолдерс - оказался
вполне приличным человеком. Она вновь стала блистать на светских приемах -
невероятно элегантная, в нарядах от своего любимого Живанши, и мир опять
заговорил о ее королевских манерах, изяществе и простоте. Одри разводила
ландыши в своем саду, работала в Детском фонде ООН. Ездила в Бангладеш,
Судан, Эфиопию, Вьетнам, Сальвадор - в те места, которые ничем не
напоминали райские кущи, потому что там шли войны и голодали дети. А Одри
старалась сделать так, чтобы каждому из этих детей достался хотя бы кусок
хлеба - может быть, потому, что сама хорошо помнила вкус луковиц
тюльпанов.
Когда Одри Хепберн умирала, рядом с ней были все мужчины, которые ее
любили, - оба сына, Робби Уолдерс, Мел Феррера, Андреа Дотти и Юбер де
Живанши. Кажется, она сказала им, что счастлива...